[Adora]

§ 1. Два разряда умерших: а) родители и б) заложные, т. е. умершие неестественною смертью​


Многие народы земного шара, в том числе и русский народ, строго различают в своих поверьях два разряда умерших людей. К первому разряду относятся т. н. родители, т. е. умершие от старости предки; это покойники почитаемые и уважаемые, много раз в году «поминаемые». Они пребывают где-то далеко. На место своего прежнего жительства, к родному очагу и к своим потомкам, они являются редко, и то только по особому приглашению, во время поминальных дней.

Совсем иное представляет собою второй разряд покойников, т. н. мертвяки или заложные (§ 2). Это — люди, умершие прежде срока своей естественной смерти, скончавшиеся, часто в молодости, скоропостижною несчастною или насильственною смертью. Выражаясь словами церковного «мертвенного канона", это те покойники, «иже покры вода и брань пожра; трусъ же яже объятъ и убійцы убиша, и огнь попали; внезапу восхищенныя, попаляемыя оть молній, измерзшіе мразомъ и всякою раною». К ним же относятся и «наложившие на себя руки» самоубийцы — удавленники, утопившиеся и т. п., равно как и опойцы, т. е. лица, умершие от излишнего употребления вина, каких весьма много было на Руси; а также лица, проклятые своими родителями, равно как и пропавшие без вести (о них обычно в народе думают, что они похищены нечистою силою). Наконец, сюда же относятся и все умершие колдуны, ведьмы, упыри и т. п., т. е. все люди, близко знавшиеся с нечистой силой и пользовавшиеся услугами этой нечистой силы. По народному воззрению, смерть колдунов никогда не бывает естественною, а потому, хотя бы колдун, упырь или ведьма умерли и в глубокой старости, но они относятся по своей смерти не к родителям, а к мертвякам или заложным.

Как видим, состав этого второго разряда покойников, которых мы ниже, для краткости, везде будем называть народным словом заложные, довольно разнообразен. Но все заложные покойники имеют между собою и весьма много общего. Это покойники нечистые, недостойные уважения и обычного поминовения, а часто даже вредные и опасные. Все они доживают за гробом свой, положенный им при рождении век или срок жизни, т. е. после своей насильственной смерти живут еще столько времени, сколько они прожили бы на земле в случае, если бы смерть их была естественною. Живут заложные совсем не там, где обитают родители, а близко к людям: на месте своей несчастной смерти или же на месте своей могилы. Они сохраняют по смерти и свой нрав, и все свои жизненные человеческие потребности, и особенно — способность к передвижению. Они часто показываются живым людям и при этом почти всегда вредят им. Дело в том, что все заложные покойники находятся в полном распоряжении у нечистой силы; они по самому роду своей смерти делаются как бы работниками и подручными диавола и чертей, вследствие чего и неудивительно, что все действия заложных направлены ко вреду человека. Наконец, для заложных покойников издавна существовал на Руси особый способ погребения, без закапыванья трупа в землю, а после — особые места для обычного их погребения. Равным образом, для заложных существуют и особые способы поминовения (§ 3, 11 и гл. 4).

Изложив в кратких и общих чертах воззрение русского народа на умерших неестественною смертью покойников, мы остановимся теперь на отдельных подробностях этого народного воззрения.


§ 2. Название​

Общего и широко распространенного названия для умерших неестественною смертью покойников в русском языке не существует. Народ вообще избегает называть определенными и ясными именами опасных существ, а этот род покойников именно опасен. Иногда таких покойников русский народ называет словом мертвяк, т. е. уничижительным названием мертвеца, но это название не может быть названо строго определенным, т. е. техническим, так же как и новоград-волынское название для выходящих из могилы мертвецов: домовик [Созонович 1890, с. 337]. На Вятке существует более определенное название, не особенно старое, но отразившее прежний способ погребения таких покойников: это зало́жные. В Уржумском у. под именем заложных известны «утопленники, удавленники, пропавшие без вести, сгоревшие во время пожара, вообще — все, неудостоившиеся отпевания» [Магницкий 1884а, с. 189], а также «в лесу заблудившиеся, отцом-матерью проклятые и бесом похищенные [там же, с. 118]. По другим сведениям из Вятской же губ., заложный — это «самоубийца, погребенный без отпевания» [Васнецов 1907, с. 77]. Один наблюдатель из Слободского у. той же губернии приводит это название в несколько ином, едва ли не более древнем виде: заложенные, что он очень общо и неточно переводит: «умершие» [Шишкин 1881, с. 202].


§ 3. Поминовение заложных​

Обычного христианского поминовения самоубийцы, а отчасти и другие заложные покойники — лишаются. «Народ считает даже грехом упоминать их (самоубийц. — Д. З.) в заупокойной молитве, не записывает их имен в поминальницы (граматки. — Д. З.), в уверенности, что душа самоубийцы уже погибла навеки и сколько бы ни молились о ней — молитва не только не умилостивит Бога, а напротив — прогневает его» ([Чубинский 1877, с. 712] — Переяславский у. Полтавской губ.). «Вместо поминок по самоубийцам и скоропостижно умершим делают тайно большие пожертвования на литье колокола: колокол вызвонит милость у Бога несчастному" ([Зеленин, 2, с. 784] — Нижегородский у.). А по другим, «удавленников можно поминать только однажды в год, и именно: сыплют на распутия каких бы то ни было зерен для клевания вольным птицам» ([там же, с. 815] — Княгинский у. Нижегородской губ.).

В Пермской губ., во время поминок, приготовляют для покойных родственников особый обед: хозяева расставляют на стол разные яства и напитки, а сами уходят в другое помещение молиться; при этом скоропостижно умершие родственники, утонувшие и сгоревшие не лишаются общего угощения, но так как они недостойны сидеть за общим столом, то для них кушанья ставятся под стол, и не все, а только некоторые.

Для сравнения отметим также этот чувашский обряд: помянувши всех своих родственников по именам, чуваши наконец поминают камалзыр виле, т. е. таких умерших, которых некому помянуть, или же таких, которые умерли неизвестно где. В память таких лиц отломленный кусок, вместо того, чтобы положить его в чашку (что считается неудобным — мешать его с своими родными), выбрасывают из двери на двор, говоря: «…даю безродным: ешьте, пейте и будьте сыты!» [Магницкий 1881, с. 188, 18912, Прокопьев 1903, с. 248).

У татар Нижегородской губ. самоубийцы лишаются поминовения, так же как и погребения [Зеленин, 2, с. 738).

Ниже мы встретимся с двумя особливыми видами поминовения заложных: а) на могилы их проходящие мимо кидают ветви и разные иные вещи (§ 11), б) в Семик веселятся в честь заложных на местах существовавших прежде убогих домов. Оба этих способа поминовения заложных связаны с особым способом их погребения, почему они и рассматриваются нами ниже.


§ 4. Заложные доживают свой век​

Заложные покойники доживают за гробом свой век, т. е. положенный им при рождении срок жизни, прекратившейся раньше времени по какому-нибудь несчастному случаю. Это народное воззрение ясно вытекает и почти с необходимостью предполагается из всего того, что мы знаем о заложных из уст народа. Но прямые свидетельства о том наших источников недостаточно определенны.

«Як вмре чоловик своею смертью, то иде або на небо — в рай, або в пекло, до черта. А хто повисытся, або втопытся, той на небо нейде, а ходыть соби по земли… Бо его Бог не клыче, то вин и ходыть, поки не прыйде ему час, значится» ([Кудринский 1894, с. 107] — Волынское Полесье).

Сын спрашивает своего повесившегося отца: «Батьку, скажить-но вы мени, що то таке, що вы мертвыи, а йисте мясо?» — «Так мени треба, бо я своею смертыо не вмер, мени ще жыты треба» [там же, с. 109].

Определеннее свидетельствуют об этом воззрении данные этнографии якутской и бурятской, а также следующее поверье полуобрусевшей мордвы села Оркина Саратовского уезда: скоропостижно умерших, опившихся, утопленников и самоубийц жители села Оркина хоронили далеко от села, в лесу, в Самодуровском овраге, в ущелье между двумя круто спускающимися горами. Мордва боится теперь ходить туда в одиночку, так как похороненный там «убивец» бродит по лесу и пугает народ своим криком, «эдаким страшным», особенно под вечер. «Убивца» некоторые видели: он разговаривал с одним мужиком и сказал ему, что он потому ходит, «что век жизни его не кончился» и будет он ходить до тех пор, пока не придет время, когда он должен умереть своей, естественной смертью. Тогда он ляжет в могилу и не станет больше бродить, кричать и пугать народ ([Леонтьев 1884, с. 2, 3]; ср.: [Шахматов 1910, с. 696]).

Колдуны, по русским поверьям в некоторых местностях, доживают за гробом иной срок — срок своего договора с чертом. «Колдун передает свое знание в глубокой старости и перед смертью; иначе черти замучат его требованием от него работы. Но если колдун умрет, не передав никому своих тайн, в таком разе он ходит оборотнем, непременно свиньею, и делает разные пакости людям… Эти превращения и хождения по свету колдунов по смерти бывают и в таком случае, если колдун заключил договор с чертом на известное число лет, а умер, по определению судьбы, раньше срока. Вот он и встает из могилы доживать на свете остальные годы» [Трунов 1869, с. 17].


§ 5. Заложных «не принимает земля»​

Заложных покойников, по народному воззрению, земля не принимает. Так, в Саратовской губ. среди народа бытует убеждение, что «проклятые родителями, опившиеся, утопленники, колдуны и прочие, после своей смерти, одинаково выходят из могил и бродят по свету: их, говорят, земля не принимает; тело их будто бы все тлеет, а тень бродит по свету» [Минх 1890, с. 17]. Колдун перед смертью страшно мучится, ибо «его не принимает земля".

Злодей-разбойник Орловской губ. говорит в народном предании о себе: «Проклял меня Бог, земля меня не принимает, сама смерть боится и коса ее не дотронется до меня, пока не придет конец этому проклятию» ([Иванов А. 1900, с. 75].

Тела чаровника не принимает земля, т. е. он в ночное время ходит [Зеньковичи 1877, с. 27].

В г. Погаре, Черниговской губ., жители «верят в восстание мертвых, которых за грехи не принимает земля и которые, по ночам шатаясь по земле, делают вред или никому ничего не делают; для того, чтобы заставить их успокоиться, признают необходимым пробивать этих выходцев осиновым колом в живот; после этой операции они не осмеливаются являться".

Особенно широко распространено это поверье относительно лиц, проклятых своею матерью. «Проклятого матерью земля не принимает, и будет он всю жизнь трястись, как осиновый лист» ([Зеленин, 2, с. 802] — Васильский у. Нижегородской губ.).

Из приведенных выше свидетельств явствует, что выражение о покойнике земля не принимает понимается в народе так: могила не держит в себе покойника, последний выходит из могилы, как живой. Но это далеко не единственное и далеко не самое распространенное толкование. Два других толкования более распространены. Первое: захороненный труп или гроб покойника, которого «не принимает земля», выходит на поверхность земли.

Так, архангельские промышленники зарыли в землю на о. Калгуеве труп колдуна Калги, убитого неизвестным старцем; но когда они, в следующую весну, случайно пристали к этому острову, то увидели, что «труп Калги вышел из глубины могилы и очутился на поверхности земли» [Верещагин В. 1864, с. 22]. Трех убитых богатырей в одном городе никак не могли похоронить: сегодня их похоронят, а завтра они опять выйдут наверх и просят, чтобы их похоронили [Зеленин 1915, с. 38, 39].

Малорусская легенда из Купянского уезда сообщает: «Мать прокляла своего сына. От, вин захворав и вмер, а земля и не прыймае: то (шо) закопают в землю, а вона ёго и выкыне, то (шо) закопают опять, а вона опьять выкыне» [Иванов П. 1889, с. 44, 45]. С другим проклятым случилось то же самое: через два дня после его похорон «гроб з ным выйшов из ямы на верх. Люды взялы и в другый раз закопалы ёго. Чырыз два дни случылось тож: гроб опять выйшов из зымли. Значыт, проклятых и зымля ны прыйма» [там же, с. 45]. В польской легенде «дитя, осмелившееся поднять руку на родную мать, по смерти выставляло из могилы руку, так как земля ее не принимала» [там же, с. 53].

По другому мнению, труп покойника, которого «не принимает земля», не подвергается тлению. «Тела заклятых (проклятых матерью) детей не разлагались в земле, их не принимала земля, пока мать не брала назад своего проклятия. Отсюда брань: «або (чтоб) тебе свята земля не приняла!» [Кульчицкий 1873, № 22, с. 814].

«Не всякий труп, будучи погребенным в земле, предается тлению; есть нетленные тела, как, например, колдунов, ведьм, самоубийц, опойцев и проклятых родителями; они не гниютв земле ‚до времени‘, оставаясь трупами, так как их ‚земля не берет‘; да и лежат они в земле ‚неспокойно‘, т. е. часто кричат и ‚пужают‘ [Завойко 1914, с. 86].

Мать прокляла своего сына, сказав: "щоб ты на мисти остався!" Тот мгновенно умер, а она связала ему руки своею косою, которую он у ней только что оторвал в драке. Спустя несколько десятков лет на кладбшце строили церковь и разрыли в могиле труп, нисколько не подвергшийся тлению: руки его были связаны женскою косою. Мать проклятого была еще жива; она и рассказала, за что на ее сыне лежит проклятие и почему, значит, и земля не принимает его. Когда мать, помолившись, перекрестила труп сына и сняла с него свою косу, он мгновенно превратился в землю [Иванов П. 1889, с. 46].

Сын матери нагрубил, и она его не простила. Как он помер, мать-сыра земля не принимает его, потому что его мать не простила. А узнали об этом случайно: пришлось разрыть эту могилу, и увидели, что покойник сидит. Покойник сказал: ‚я тридцатый год лежу, и меня земля не принимает, а ей Бог смерти не дает, за то — меня не простила… Если она меня простит, то Господь ей смертушку пошлет; а если не простит, ей Бог смерти не пошлет, а меня мать-сыра земля не принимет".

«В русском народе доныне удерживается суеверное убеждение, что колдуны, ведьмы, опойцы и вообще люди, предавшиеся злому духу, проклятые и (или. — Д. З.) отлученные от церкви, по смерти своей, не гниют, что матъ-сыра земля не принимает их» [Афанасьев 1869, с. 565].

Тела упырей в могилах не разлагаются, не гниют: это мнение нужно признать общераспространенным там, где только знают об упырях ([Маркевич 1860, с. 79]; [Мирон 1890, с. 106] — из Галиции; [Демидович, 1896, № 2/3, с. 140] — Белоруссия; [Чубинский 1872, т. 1, с. 206] — Проскуровский у.).

«Есть народные предания о гробах проклятых, плавающих по воде; так, об убийцах Андрея Боголюбского рассказывают, что они плавают по озеру в коробах, обросших мохом, и не тлея стонают от лютого мучения» ([Афанасьев 1897, т. 2, с. 253] — примеч. к сказке № 175; ср.: [Максимов 1903, с. 82]).

В Пошехонском у. Ярославской губ. известно поверье: «если тело долго не гниет в земле, то это верный признак того, что умерший был человек грешный, и его останки не принимает мать-земля» [Балов 1898, с. 91].

Это воззрение отразилось и в старом синодике, где читаем: «Ангел указал ему (черноризцу. — Д. З.) на кости иноков, умерших ради блуда без покаяния: гробы не приняли этих костей, и они до сих пор издают смрад» [Петухов 1895, с. 182, 183].

В мордовских сказках мы встречаемся с точно такими же воззрениями. Богатый нищий умер (скоропостижно) на мосту, прося милостыню. Труп его не сгнил в течение многих лет. Купленная и выкормленная на деньги покойного свинья выкопала гроб его на кладбище, приволокла его на место смерти и здесь сожрала, после чего сама провалилась под землю [Образцы, 1883, с. 243—249]. В другой мордовской сказке проклятый матерью человек, обращенный в «зеленый рог», говорит про себя солдату: «Я заклятый человек, меня мать прокляла. Вот теперь, после проклятия меня, ни сама она не умрет, ни я в человека не обращусь и не умру. Я здесь вот, по проклятии своей матерью, уже пятьсот лет казну караулю» [там же, с. 235—239]. Когда мать простила сына, она сама провалилась под землю, а «зеленый рог» превратился в молодого красивого человека и жил долго.